На Проне
Война оборвала мирное детство советских мальчишек и девчонок. Раньше времени закончилось оно и для паренька из деревни Ледешня Климовичского района Володи Савченко. В июне 1941 года ему не было еще и семнадцати, так что на фронт не взяли. А вот в 1943 году, после освобождения Климовщины, был мобилизован в числе первых. И вместе с другими попал на Проню.
В период Великой Отечественной войны приказом Верховного Главнокомандующего И.В.Сталина 25 июня 1944 года отмечено форсирование реки Прони западнее Мстиславля, в результате чего была прорвана сильно укрепленная оборона немцев на Могилевском направлении.
За форсирование Прони в Москве прогремело 20 залпов салюта из 224 орудий. Для сравнения: артиллерийские салюты в войну были, если так можно выразиться, трех категорий. Самые почетные — 24 залпа из 324 орудий. Самые малые — 12 залпов из 124.
Ветеран Великой Отечественной войны Владимир Иванович Савченко вспоминает:
«К месту назначения в сопровождении военного мы шли пешком — через Климовичи, Кричев, Чериков. Шли в своей одежде, без оружия. По прибытии нас распределили по подразделениям. Я попал в пехоту. Винтовки нам выдали, а форму — нет. Так, в домашней одежде, я и пошел в свой первый бой.
Осень 1943 года была очень дождливой. Проня хоть и небольшая речка, но с болотистыми берегами. На противоположном берегу противник создал глубокоэшелонированную оборону: несколько линий траншей, соединенных ходами сообщения, вперед были вынесены пулеметные площадки; перед передним краем несколько рядов проволочных заграждений. Вдобавок — сплошные минные поля.
Немцы находились на возвышенности, и долина Прони почти везде просматривалась как на ладони.
У врага было преимущество и в технике, и в артиллерии. А наши тылы отстали, не хватало вооружения. Командование спешило взять рубеж побыстрее, любой ценой. В бой бросали необстрелянных новобранцев.
Я несколько раз ходил в атаку. И вот как-то утром наша артиллерия начала артподготовку. Она была короткой, и мы — по наведенной саперами переправе — поднялись в атаку. Бежали под немецким обстрелом. Удалось сходу выбить фрицев из первого ряда траншей и закрепиться на противоположном берегу. Немцы, конечно, постарались вернуть позиции, стали контр-атаковать. Разорвавшейся рядом миной я был ранен в ногу.
Младший лейтенант сказал: «Иди в санчасть!» И я потянулся — где на ногах, где ползком, из последних сил, превозмогая боль. Во рту пересохло. На переправе зачерпнул из реки воды — она была кровавой.
В полевом госпитале мне сделали операцию, вынули осколки. Там я лежал несколько дней (госпиталь — большая палатка, постель — из лапника: тут тебе и кровать, и подушка, и одеяло — все из ельника). Потом на машинах нас доставили в Климовичи, как раз 7 ноября. Госпиталь располагался в здании нынешнего колледжа. Через неделю отправили в Клинцы. Здесь я пробыл до весны. Раны не заживали, оперировали повторно.
Наконец, все обошлось благополучно, и в апреле 1944 года, уже эшелоном, я снова ехал на фронт — на Друть.
От Друти до Березины
Как-то так получается, что вторая река, которую мне пришлось форсировать, очень была похожа на первую: она тоже сравнительно небольшая, и тоже на нашем участке фронта местность вдоль берегов была болотистой.
До июня 1944 года шли, как их называли, бои местного значения. Делали вылазки наши разведчики, велась перестрелка. Мне выдали противотанковое ружье (ПТР). Вторым номером был парень из Курской области. Мы с ним очень хорошо сдружились.
С 24 июня 1944 года началась Бобруйская операция. На рассвете этого дня залпы гвардейских минометов открыли артиллерийскую подготовку. Занимаемая противником территория покрылась сплошными разрывами мин и снарядов. Тяжело ревела дальнобойная артиллерия. Казалось, на той стороне не останется живого места. Под летящими минами и снарядами саперы продолжали работы по наведению переправ через Друть.
Два часа шла канонада. И вот наша дивизия вместе с другими частями поднялась в атаку. Утром был большой туман, низкая облачность, поэтому самолеты не летали, и мы наступали без прикрытия с воздуха.
А немецкая сторона ожила, фашисты открыли ожесточенную стрельбу. Значит, не все перемолола огненная мясорубка. С нашей стороны было немало жертв, гибли люди, тонула техника, орудия. Сейчас как подумаю — жутко! А тогда бояться было некогда. Скорее — вперед!
Наша дивизия завладела первой линией траншей противника, дальше продвигаться не могла из-за сильного вражеского огня. Тогда вновь помогла артиллерия. Мы пошли вперед и с боем овладели второй линией траншей. Каждый метр давался нам нелегко, не говоря уже о километрах. Было трудно еще и потому, что перед началом наступления несколько дней шли дожди, и без того болотистая местность стала вообще трудно преодолимой. Нелегко было передвигать пушки с помощью подручных средств, а более тяжелая артиллерия оставалась на том берегу и с продвижением пехоты все дальше вглубь менее эффективно подавляла вражеские огневые точки. Нам непросто было взламывать глубокоэшелонированную оборону немцев. К тому же те не только оборонялись, но и совершали различные маневры, переходили в контратаки.
И все-таки мы взломали оборону противника и на его плечах, уже быстрыми темпами, подошли к Бобруйску. По пути пришлось форсировать еще две небольшие речки. 30 июня наша дивизия вела бои на подступах к городу. Вместе с другими частями Второго Белорусского фронта мы устраивали немцам знаменитый Бобруйский котел.
Хочу сказать, что Березина — река значительно серьезнее первых двух. Форсировать ее тоже было непросто. Но все-таки благодаря хорошей работе саперов, огневой поддержке наша дивизия переправилась через реку.
После освобождения этого крупного города наша часть продолжила наступление — через Брестчину на Польшу».
Записала Галина Цыганкова.
