Сны не снились в неволе

Сны не снились в неволе

Прошло шестьдесят восемь лет, как закончилась Великая Отечественная война. А Полине Егоровне Жариковой все эти годы тяжело смотреть военные фильмы. Нет, она не воевала, не ходила в атаку, не хоронила друзей-однополчан. Ей довелось познать другой ад — ад концлагерей. До сих пор воспоминания о том времени болью отзываются в душе. Рассказывая про германский плен, Полина Егоровна то и дело смахивает слезы.
— Когда немцы пришли в нашу деревню Старый Стан, то первым делом сожгли новые, недавно поставленные дома. А потом начали сгонять двадцатилетних парней и девчат для работ в Германию. Прошло совсем немного времени, и фашистам для рабского труда уже понадобились совершенно юные пленники. Несколько дней мы с подругой прятались от полицаев и немцев в конопле. Благо, в тот год она хорошая, высокая уродилась. Но врагов перехитрить не удалось. Помню, бежит моя младшая сестричка и кричит на всю деревню: «Полька, папку на телегу посадили, сказали, вместо тебя в Германию увезут». Услышала я это — и бегом к немецким обозам. Разве могла допустить, чтобы четыре моих сестры и мамка остались без главы семьи? Нас тогда восьмерых сельчан забрали. В Шестеровке погрузили в вагоны. Ехали стоя, подпирая друг друга плечом, где-то двое суток, но они вечностью показались. Не хотелось ни есть, ни спать. Было так плохо, так страшно… Казалось — вот-вот лишишься рассудка. В Польше пленных, как скот, разгрузили по другим вагонам. И только через два дня мы прибыли в Германию.
Работать я попала на немецкий автомобильный завод. Ночевали в бараках. Рабочий день начинался в шесть утра, а заканчивался в семь вечера. В обед нам выдавали по пол-литра баланды, где плавали картофельные очистки и какая-то трава, и по маленькому кусочку хлебушка. Ужин был тоже скудный — кружка компота и два ломтика хлеба, один из которых я оставляла себе на утро, так как завтрак нам не полагался. Есть хотелось постоянно. Пытаясь обмануть свой организм, я много пила воды. Думаю, благодаря этому и выжила. Пленные очень боялись заболеть или упасть от усталости, знали: немощных ожидает другой лагерь и неминуемая смерть.
Некоторое время на заводе я перевозила на тачке генераторы. По весу они казались тяжелее меня — исхудалой и очень ослабленной. Позже мне пришлось работать газосварщиком. За каждый промах, за каждое неверное движение получали удары плетью от надзирателей. В барак возвращались еле живые от усталости. Не было сил даже поговорить между собой.
Каждый день, укладываясь спать, я надеялась, что приснятся отчий дом, родители, сестры. Хотелось хоть во сне почувствовать себя человеком, вспомнить, как это — быть свободным и счастливым. Но за два с половиной года немецкого плена мне ни разу не снились сны.
Освободили нас американские войска. Тогда пленные вдоволь наелись хлеба, фасоли. Американские офицеры агитировали нас поехать жить и работать к ним на родину. Обещали хорошие условия проживания и достойный заработок. Но какое там! Мы грезили родным домом. Готовы были пешком идти до Белоруссии. В Старый Стан из немецкой неволи из восьми вместе со мной угнанных вернулись только трое.
Вероника Левит.